Лесь (вариант перевода Аванта+) - Страница 65

— Гнилью от тебя несет. Мало того, доченька магната, к тому еще и капиталиста. В конце концов, совсем звереешь и бросаешься с башни.

— А граф? — поинтересовался Лесь.

— Гибнет понапрасну. Получает в морду, теряет всякое разумение и сваливается в затопленный рудник. И вообще все дохнут. Остаюсь только я и эта панна из городской торговли. Правда, не очень понятно, как вода залила шахту — шахта вон там вверху над нами…

— Вход над нами, — уточнил Каролек. — А глубина где-то ниже…

— Здесь вообще несколько входов!

— Подожди, а почему она не желает графа? — Лесь явно обиделся за сиятельную персону.

— Говорил же, распутство ей покою не дает, а граф здоровьем слабоват…

— Раздеваться не стану! — прервала Барбара. — Можете зарубить себе на носу И так уборщица в местном совете всякий раз плюется при виде меня!

— Может, у нее просто такой нервный тик… — буркнул Каролек.

— У тебя, Барбара, испорченное воображение, — оскорбился Януш. — Это высокоморальное произведение для юношества. Классовая борьба и всякое такое.

— Ладно, а почему графа то и дело по морде лупят? — гнул свое Лесь. — Мало того, что никакой взаимности, мало что хилый, так еще и по роже…

— А в свободные минуты он еще к этой панне из торговли подваливает. Свояк пролетария, то есть Кароль, брат этой панны, сам понимаешь, лупит…

— Ну, привет, — заерзал Кароль. — Ты этого не говорил!

— Нет? Забыл, наверно. Все равно, решай сам, выбирай по душе. Заигрывать с этой панной или ее добродетель оберегать?

— Да я уж лучше по части добродетели. Пусть так. Ну, вроде все обсудили, можно сыграть просто так, без репетиций. Кстати, где они репетируют? Я не видел. Небось, тайком?

— Пока в госхозе, вон за этой горкой. Репетируют массовые сцены, по очереди проводят забастовку в руднике и бал в замке. Вместо нас инструктор сам читает все роли. Завтра после работы идем в госхоз и начинаем…

Председатель с тяжкими вздохами и бесчисленными предостережениями, не скрывая опасений, беспокойства и полного отсутствия доверия, лично запаковал священную реликвию и торжественно вручил ее Янушу.

— Я вас прошу… Не дай Боже, что случится… Сами понимаете… Может, лучше под охраной…

Ошарашенная группа торжественно поклялась, что ничего не случится. Снабженного многочисленными письменными инструкциями Бьерна проводили на автобус.

— А справится он? — запричитал Лесь, заразившись паникой председателя. — Пусть уж лучше едет в Варшаву, там в мастерской сделают оттиски?

— Да не дури ты голову, во вроцлавском проектном бюро им займутся, — с нетерпением ответил Януш. Метек там работает, я велел к нему идти. А до Варшавы далеко и долго.

— А может, кому-нибудь из нас лучше?…

— Исключено, все играем в спектакле. Только Бьерн может.

Вечером клуб в госхозе был битком набит сплошными актерами. На возвышении стояла Барбара с листками в руке и с большим чувством отчитывала коленопреклоненного Леся:

— Прочь от меня, пан граф. Вы, сударь, лишь дохляк, а жажду силы я, которая в народе бьет ключом.

Ожидающий своей очереди Каролек нетерпеливо покашливал, а Лесь на коленях ныл с возрастающим жаром:

— О богиня! Не говори таких слов! Ведь то не люди, то скотины!

— О, дочь моя! — гремел чуть позже председатель. — Опомнись! Встань, сударь граф! Позволь со мной в бильярдную, единственная дочь моя истерпла…

— Чего?!.. — вырвалось у Каролека с первого ряда.

— Истерпла, — повторил председатель, глядя на роль.

— Ну истерпла, значит, одервенела, замерла! — нервно пояснил автор пьесы.

А в следующей сцене Януш сжимал в объятиях раскрасневшуюся панну из обувной торговли, уверяя ее вяло и нудно:

— Мы вместе пойдем и разрушим этот вертеп зла и угнетения. Снова трое наших погибли, а тиран остается безнаказанным. Там наша цель!

Панна из обувной торговли висела у него на плече, мешая переворачивать машинописные страницы, а разгоряченный автор требовал указать цель вытянутой рукой и самозабвенным жестом; теряя по очереди то текст, то невесту из народа, Януш понемногу начал сомневаться, в самом ли деле они совершили удачную сделку.

Всю тяжесть своей роли он почувствовал, когда, стоя в обществе Барбары около соломенного мата для парников, представляющего грязную лужу, сказал:

— Панна графиня, запачкаешь обувь…

— Так перенеси меня, — прочитала в ответ Барбара.

А Януш как раз вычитал из текста, что должен смотреть вдаль, не слушая нахальную аристократку, и посему уставился на плакат «1 МАЯ — ПРАЗДНИК РАБОЧЕГО КЛАССА», уныло обдумывая, как бы ему отвертеться от роли звезды. Оставалось только сломать ногу, больше в голову ничего не лезло.

— Ну, неси меня. Чего ждешь? — читала Барбара. — Боишься?

Недовольный Януш продолжал молчать, все-таки поморщившись при мысли о сломанной ноге. Барбара оторвалась от рукописи.

— Да неси же, черт побери, чего застыл, как соляной столп!

— Таскай тебя! — возмутился вырванный из раздумий Януш. — Я что тебе, культурист?

— Вы должны панну графиню перенести! — настаивал автор.

Януш перестал артачиться. По другую сторону соломенной лужи Барбара переменила мнение.

— Хочу вернуться, — капризничала она. — Неси меня обратно…

— Послушайте, ради Бога, пан автор, вы не слишком переусердствовали? — заорал разъяренный Януш, когда Барбара потребовала тащить ее в четвертый раз. — Что я, всю пьесу буду гонять с ней по этой соломе? Сократите малость эту самую гимнастику!