Лесь, обегавший без цели и смысла полгорода, схватил такси и вернулся в пять утра. Увидев на вешалке пальто жены, он чуть не обезумел от волнения и раскаяния. Боже мой, тотчас же, безотлагательно должно пресечь страшное, таинственное недоразумение, оправдаться, отвергнуть все упреки, узнать мотивы непонятных ее поступков и, коли без того не обойтись, понести справедливое наказание…
В негодовании, волнении и переживаниях он влетел в комнату.
— Касенька! — отчаянно промурлыкал непутевый супруг. — Касенька, проснись! Сокровище мое!..
И придавленный необходимостью искупления, он упал на колени около тахты.
Внезапно разбуженная, видевшая во сне темные заросли, недопеченных гусей и летающие блюда, Касенька уселась в постели. Мутным взглядом посмотрела на Леся, однако сознание долга пересилило забытье. Да. Безобразный кабацкий скандал. Ничего не говоря, тяжко вздохнув, она встала с тахты, сунула одну ногу в тапочку — на второй Лесь стоял на коленях — и, натыкаясь на мебель, отправилась в кухню за необходимым реквизитом. Лесь застыл на коленях.
— Касенька! — стенал он неуверенно. — Сокровище мое!..
И тут голос его оборвался: Касенька несла огромную супницу. Не открывая глаз, она изо всех сил размахнулась и грохнула супницу об пол, потом во весь рот зевнула и по-прежнему молча залезла в постель.
Лесь помертвел. Неожиданный, неправдоподобный, невероятный поступок его спокойной, выдержанной Касеньки произвел впечатление какой-то кровавой развязки и ошеломил до такой степени, что голова отказывалась что-либо понять. Довольно долго он не смел пошевелиться. Наконец, на боязливых четвереньках отступил в другую комнату и, не способный уже ни на какие реакции, донельзя измотанный, упал на тахту и заснул.
Не менее усталая Касенька тоже мгновенно уснула с неясным, но приятным чувством хорошо выполненного долга…
Естественным ходом вещей после воскресенья наступил понедельник. У Леся все воспоминания о спортлото вытеснили матримониальные проблемы. Невыспавшаяся, но добросовестная Касенька давно уже ушла на работу, Лесь, кончая бритье, взывал к новому чуду по обычаю всех игроков.
Его совсем не заботило опоздание на службу и вообще всякое разное; единственной мечтой была «Трибуна люду» с тиражом выигрышей. В третьем киоске ему удалось достать желаемую прессу, с коей он машинально, по привычке, сел в автобус.
Таблица в «Трибуне» ничего ему не говорила — он не помнил, какие номера были вычеркнуты в купонах. Трясущимися руками достал из кармана сначала десять последних, проигранных билетов с бегов, потом почтовое уведомление, потом деньги и, наконец, добрался до лотерейных купонов. Со всеми этими бумажками в руках он не мог держаться и от автобусной тряски валился на соседей-пассажиров, пока не пришел к выводу: автобус не лучшее место для исследования капризов судьбы и маршрута жизненного колеса. Решил отыскать где-нибудь спокойный уголок, дабы необходимые исследования провести.
Спокойным уголком оказался Саксонский сад. Расположившись на свободной скамейке, Лесь принялся за работу.
Купонов всего было восемь. Пять с десятью зачеркнутыми номерами по 420 злотых каждый и три — с девятью зачеркнутыми, по 168 злотых. Этот поразительный метод игры группа применила из-за отсутствия времени, а теперь Лесю приходилось вдвойне испытать этот метод на своей шкуре.
На купоны с девятью вычеркнутыми цифрами, к счастью, ничего не выпало, но зато в трех из более дорогих, по 420 злотых, четыре номера совпали!
Сперва, избавившись от призрака чудовищного миллиона, Лесь вздохнул с облегчением. Он не отдавал себе отчета в результатах системной игры. Но тут же вспомнил какую-то беседу на эту тему при заполнении купонов. Он прочел инструкцию на обороте купонов и опешил.
Несчастные три четверки — огромное количество денег, которого пока что просто не представлял, но которое надлежало обязательно сосчитать. Торопливо вытащил карандаш и, то и дело ошибаясь и нервничая, предался арифметике.
Исписав все края «Трибуны» и часть скамьи, досчитался до кое-каких результатов. Учтя возможные выплаты по триста злотых за четверку и по двадцать за тройку, Лесь должен был сослуживцам (и себе тоже) восемнадцать тысяч триста злотых. А у него было всего четыре тысячи сто. Не хватало четырнадцати тысяч двухсот.
Этот дефицит поверг Леся в полный нокаут. Он понятия не имел, что теперь делать. Домой возвращаться не хотелось из-за неясной супружеской ситуации; к тому же дома его легко могли разыскать сослуживцы. Явиться на службу — об этом нечего и говорить! Гастрономические заведения отпали, ибо там вообще-то надо платить, а деньги он просто боялся трогать. Положеньице! Шляться по городу? Кончать самоубийством? Сдаться в милицию? Что делать?..
В двести восемьдесят пятый раз Лесь бессмысленно осмотрел все бумаги, и, наконец, ему попало на глаза почтовое извещение. Надо было пойти и получить заказное письмо. Может, на почте будет длинная очередь, и он хоть какое-то время там цроваландается.
Родимое почтовое отделение находилось на Мокотове. Лесь доехал туда обстоятельно, кружным путем, с пересадками и самым неторопливым транспортом. Охотнее всего Лесь доставил бы себя на телеге, запряженной флегматичными волами, но этот способ передвижения, увы, был недоступен.
У окощка выдачи корреспонденции не было ни единой души. Лесь с завистью посмотрел на длинный, затейливо извивающийся хвост — оплата счетов и получение денег, — отказался от соблазна постоять в очереди и отдал в окошечко свое извещение. Расписавшись на квитанции, он взял конверт с официальным штемпелем.